17 мая - родился Эдуарда Дженнера: его открытие подобно другим великим открытиям, родилось не вдруг и не внезапно...

Английский врач Эдуард Дженнер жил и занимался врачебной практикой в провинциальном городе Беркли. В те времена в Европе почти не прекращались эпидемии оспы, пожиравшие жизни множества людей.

Так, например, в XVIII столетии число погибших от оспы в Европе достигло около 60 миллионов человек. Дженнеру пришлось наблюдать смерть от оспы многих пациентов, но против этой страшной болезни он был совершенно бессилен, как и многие другие врачи, его современники. Время от времени Дженнеру приходилось слышать, что если кто-нибудь переболел «коровьей оспой», то уже никогда не заболевал человеческой, или черной оспой. Так говорили многие деревенские жители, с которыми встречался Дженнер, но он не придавал их словам значения, считая эти утверждения «бабьими сплетнями». Однако с течением времени он убедился, что например доярки действительно редко заболевают оспой. В большинстве случаев это были красивые женщины, потому что их лица не были обезображены оспинами, остающимися после выздоровления от ужасной болезни.

17 мая 1749 года в местечке Беркли, в графстве Глочестер в Англии, родился Эдуард Дженнер. Отец его был викарием и по тому времени мог считаться образованным человеком. Этому-то Эдуарду Дженнеру, третьему сыну пастора Стефана Дженнера, и суждено было прославить свое имя одним из величайших открытий человечества. Мальчик остался сиротой, когда ему только что минуло пять лет. Под надзором старшего брата прошло все детство Эдуарда. Когда мальчику исполнилось 8 лет, его поместили в приходскую школу, где он и получил начальное образование. По выходе из школы Дженнер переехал в местечко Содбери, возле Бристоля, где приступил к занятиям медициной под руководством опытного врача Лудлова. Естественные науки с ранней молодости живо интересовали Дженнера.

К сожалению, пребывание молодого человека в Содбери осталось совершенно не описанным, да и вообще биографические сведения о жизни этого замечательного человека отличаются большой скудностью, и биографию его составил лишь один его приятель, Джон Барон.

По достижении 20 лет Дженнер переехал в Лондон. По окончании курса медицинских наук он стал ассистентом при своем земляке, известном профессоре Гунтере, заметившем отличную наблюдательность своего талантливого ученика. Гунтер работал врачом при больнице Св. Георгия. Пример такого человека, как Гунтер, должен был неотразимо подействовать на его молодого помощника. Гунтер спал только пять часов в сутки, остальное время проходило в чтении лекций студентам, занятиях практической анатомией, опытах с животными и написании научных статей. Скоро имя Дженнера также стало пользоваться известностью в кругу английских натуралистов. В 1772 году Кук, собираясь в свое второе кругосветное плавание, пригласил в экспедицию Дженнера, но последний предпочел мирно заниматься наукой у себя на родине и отклонил лестное предложение знаменитого путешественника.

В 1788 году Дженнер женился. Он был очень счастлив в своей супружеской жизни, вопреки утверждению Мура, что умы высшего полета редко уживаются с патриархальной обстановкой семейного быта. В январе следующего года у него родился сын Эдуард.

Дженнер еще в период своего пребывания у Лудлова обращал серьезное внимание на болезни домашних животных; еще тогда им был установлен факт огромной важности, а именно, что оспа у домашних животных протекает у одних в доброкачественной форме, как, например, у лошадей и коров, и наоборот, у других принимает весьма опасный вид, например, у овец и свиней. Дженнер первый заметил, что настоящая коровья оспа подвергается известным изменениям, и установил, что качества ее, предохраняющие от заражения натуральной оспой, присущи ей только в известный период развития.

Среди инфекционных болезней, которым человечество веками платило тяжелую дань, оспа занимала одно из первых мест. В Европе в XVIII в. ежегодно от нее погибало около 500 тыс. человек.

Собственно, открытие Дженнера, подобно другим великим открытиям, родилось не вдруг и не внезапно. Так, например, Гумбольдт удостоверяет, что предохранительные свойства коровьей оспы издавна были знакомы мексиканским пастухам на Кордильерах, равно как горным пастухам на Кавказе. Кроме того, с несомненностью удостоверено, что один фермер в Гольштейне, по имени Йенсен, и учитель Плет из Киля привили коровью оспу еще в 1791 году; но, тем не менее, не кому иному, а Эдуарду Дженнеру принадлежит вечная заслуга того, что он сделал оспопрививание собственностью человечества. Еще задолго до Дженнера, в 1765 году, два английских ветеринарных врача подали в Лондонское медицинское общество заявление, что люди, заразившиеся оспой дойных коров, не заболевают натуральной оспой. Однако общество не обратило внимания на их заявление, и нужна была вся упорная энергия Дженнера, все его колоссальное трудолюбие, чтобы вывести из этих фактов положения, которые ему удалось открыть и установить.

Оспа у коров представляет собой доброкачественную местную болезнь, проявляющуюся исключительно на вымени. Обыкновенно она появляется весною у молодых дойных или недавно отелившихся животных. При доении коровы в это время легко раздавить такую оспину, и доильщица, если имеет царапинку на руках, легко прививает себе оспу, после чего организм ее становится уже невосприимчивым к заражению натуральной оспой. Вот этот-то факт и поразил Дженнера еще в то время, когда он учился медицине в Содбери. Однажды к его наставнику пришла больная крестьянка, у которой Лудлов определил натуральную оспу, но женщина энергично восстала против этого, говоря, что у нее раньше была коровья оспа и что неслыханное дело, чтобы после коровьей оспы могла явиться настоящая. Крестьянка говорила с такой глубокой уверенностью, что слова ее произвели сильное впечатление на молодого Дженнера. “Коровья оспа, - думал он, - несравненно легче натуральной, человеческой, и переносится без всякого труда и последствий: почти нет примеров, чтобы от нее умирали. И если она, как уверяет женщина, предохраняет от настоящей губительной оспы, то нельзя ли возбуждать ее в человеческом организме умышленно и искусственно, чтобы обезопасить его навсегда от оспенной заразы?”.

Вот как впервые сформулирован был великий вопрос, решение которого облагодетельствовало человечество и обессмертило имя Дженнера. Дженнер по приезде в Лондон сообщил свою мысль своему другу и наставнику Гунтеру, который отнесся к ней с серьезным вниманием и рекомендовал ему настойчиво заняться точным выяснением данного вопроса. Возвратясь на родину, Дженнер не оставлял своей идеи и настойчиво занимался дальнейшей разработкой вопроса о коровьей оспе. Прежде чем окончательно заявить миру о своем великом открытии, Дженнер, в течение долгих тридцати лет, собирал материал, произвел бесчисленное количество прививок с одной породы животных на другую. Как долго созревала у Дженнера эта идея, доказывает тот замечательный факт, что он, бессмертный изобретатель оспопрививания, инокулировал своего старшего сына Эдуарда в ноябре 1789 года не коровьей материей, а натуральной. Производя все свои изыскания, Дженнер не раз заводил разговор о коровьей оспе со своими товарищами по оружию, провинциальными коллегами, стараясь добыть и от них какие-либо сведения по интересующему его вопросу; но коллеги знали об этом предмете лишь понаслышке, не интересовались им и ничего не могли сообщить интересного и нового. Они обыкновенно даже уклонялись от подобных разговоров, их раздражали исследования их великого собрата. Невежество не могло примириться с тем, что среди них живет человек мыслящий и новый. Вообще товарищи недолюбливали Дженнера за его скромную жизнь и бесконечные занятия наукой. Говорили, что однажды злоба и вражда их достигли такой степени, что коллеги серьезно подумывали исключить его из своей среды. Повторялась, одним словом, та же история, которую испытали на себе многие великие люди и благодетели человечества. Дженнера, впрочем, мало смущало это отношение коллег, и он продолжал упорно трудиться над своим излюбленным вопросом. Много лет он не разглашал цели своих упорных изысканий, желая представить человечеству вполне зрелое изобретение, и только однажды, в мае 1780 года, открыл другу Гарднеру свою тайну, прося его хранить слышанное в строгом секрете, дабы нелепые толки не поселили преждевременного предубеждения к мысли избавить род людской от величайшего бедствия.

Теперь оставалось произвести лишь контрольный опыт. И вот 1 июля того же года Дженнер взял оспенную материю из пустулы человека, пораженного натуральной оспой, и несколькими уколами привил ее снова к рукам мальчика. Нетрудно представить себе ту страшную нравственную пытку, которую вынес Дженнер, в течение трех дней ожидая последствий этой прививки. Дженнера самого лихорадило все это время, он не спал ночей и ежеминутно навещал своего мальчика. Кажется, захворай Джеймс в это время случайной простудой, - Дженнер сошел бы с ума, так велико было напряжение его нервной системы в эти трудные, тяжелые для него дни испытания. Но прошли роковые три дня, мальчик оставался здоров, и восторгу изобретателя не было предела. Теперь на деле осуществились заветные мечты его жизни, увенчались успехом его неустанные труды и заботы. В течение нескольких дней Дженнера нельзя было узнать: он ходил в каком-то трансе и был просто опьянен своим счастьем.

Так скромный сельский врач совершил свое великое открытие.

Вторая половина дела Дженнера, то есть распространение благодетельного изобретения, потребовала всей его колоссальной энергии и по справедливости может считаться более трудной, чем само изобретение. Начался самый тяжелый период в жизни Дженнера; появились серьезные враги; злоба и интриги преследовали его на каждом шагу, хотя все же в конце концов ему выпало на долю великое счастье видеть еще при жизни полное торжество своих идей.

21 июня 1798 года Дженнер выпустил свое знаменитое сочинение “Исследование причин и действий коровьей оспы” (An inqyiry into the causes and effects of the variolae vaccinae), считаемое ныне и в Англии большой библиографической редкостью. В этом сочинении, которое Королевское общество наук отказалось напечатать в своих “Трудах” по причине “невероятной смелости высказываемых в нем предположений”, Дженнер рассказал о своем открытии.

Книга Дженнера была для Англии настоящей сенсацией. Обыватели не хотели верить, что простой сельский врач, и даже не профессор, предлагает изобретение, которое в состоянии освободить человечество от исконного его врага - натуральной оспы. Насмешки градом посыпались на голову Дженнера, и не было ни одного юмористического журнала, где бы не красовалось более или менее злой карикатуры на великого изобретателя. Так, пущены были в ход рисунки, на которых в лицах изображалось, как человек, которому привили коровью оспу, постепенно превращался в быка. Лицо его покрывалось шерстью, на лбу вырастали рога, и ноги украшались копытами. Все завистники и враги Дженнера подняли голову и старались наделать побольше вреда великому человеку. Пускались в ход все средства, чтобы унизить и уронить в глазах общества Эдуарда Дженнера. Его печатно называли шарлатаном и лжецом. Идея Дженнера еще была непонятна толпе. Даже знаменитый в то время лондонский врач Мозли объявил себя противником открытия Дженнера: “К чему ведут эти выдумки,- писал он.- К чему эта смесь болезней скотских с человеческими? Неужели хотят расплодить у нас чудовищ вроде минотавров, кентавров и им подобных?”.

Сочинение это, составившее эпоху в науке, заключало в себе всю сущность многолетних наблюдений Дженнера и отчетливо выясняло все преимущества его способа перед вариоляцией (прививкой натуральной оспы), причем Дженнер выяснял, насколько его метод гарантирует безопасность не только отдельных лиц, но и всего общества.

Однако, как ни тяжело жилось Дженнеру в этот период, но и на его долю выпало много светлых минут; так, еще в 1802 году актом парламента, в благодарность от нации за великое открытие, Дженнеру было выдано десять тысяч фунтов стерлингов, а в 1807 году эта награда была удвоена и выдана ему вторично,- после того, как Дженнер, желая спасти свое открытие от нареканий, просил правительство назначить комиссию с целью проверки его опытов. Особый парламентский акт созвал самых знаменитых врачей Англии для проверки открытия Дженнера, и вся эта докторская комиссия признала единогласно, что способ Дженнера составляет незаменимое открытие для человечества, представляя лучшую санитарную меру для борьбы с натуральной оспой. Общественное мнение, возбуждаемое иезуитами, признававшими оспопрививание смертельным грехом, успокоилось этим заявлением научных авторитетов, и вакцинация стала быстро распространяться во всей Англии.

Кроме денежных наград от английскогонарода, 33 известнейших врача столицы поднесли Дженнеру свидетельство, удостоверявшее, что они безусловно признают прививание коровьей оспой за средство, предохраняющее от натуральной. Дженнер был представлен королю и королеве, Лондон избрал его своим почетным гражданином и вручил ему осыпанный бриллиантами диплом на это звание. Почести посыпались на него со всех сторон. Университеты посылали ему почетные дипломы, а ученые общества делали его своим почетным членом. В честь Дженнера была выбита медаль с надписью “Дженнер”.

Оспопрививание с 1800 года было объявлено обязательным и в английских войсках, и в английском флоте. Дженнер не забыл тогда мальчика Джеймса Фиппса, которому он произвел свою первую прививку, и подарил ему домик и участок земли. Тогда же английским правительством был снаряжен корабль, который объехал все порты Средиземного моря и распространил вакцинацию по островам и прибрежным странам. Дженнер, живя безвыездно у себя в деревне, вел громадную переписку со всем светом, имел корреспондентов и в Северной и в Южной Америке. Сочинение Дженнера, кроме французского, было переведено на русский, испанский, голландский, немецкий, латинский, китайский и многие другие языки, и таким образом весть об его открытии разнеслась по всему земному шару. Когда племянник Дженнера Жорж попал в Париж, то пылкие французы приняли его с большой овацией. В честь племянника великого человека был устроен обед. На стене был повешен обвитый лаврами портрет “бессмертного Дженнера” с надписью “Viro de matribus, de pueris, de populis bene merito”. Земляки Дженнера поднесли ему богатейший серебряный сервиз. В Южной Америке по подписке было собрано 7.5 тыс. фунтов стерлингов и выслано “бессмертному изобретателю”. А в 1857 году, уже после смерти Дженнера, англичане воздвигли ему памятник в Лондоне, на Трафальгарской площади.

Под напором невежественных “ученых” медиков началось следствие, которое велось с величайшей осторожностью, тщательно и в высшей степени беспристрастно. Хотя враги и завистники не дремали и пускали в ход все уловки, чтобы уронить значение сделанного открытия, им не удалось повредить Дженнеру. В течение года комиссии удалось собрать массу всевозможных сведений о вакцинации, и тщательный разбор этих сведений обнаружил подавляющее и неотразимо важное значение сделанного изобретения. Комиссия вторично постановила, что оспопрививание приносит человечеству огромную пользу, констатировав повсеместное распространение этой меры; в заключение же выражала уверенность, что правительство не встретит препятствий в намерении выдать Дженнеру вторично награду в виде денежной премии в размерах не ниже первой. Государственный казначей внес в парламент предложение выдать Дженнеру в награду еще 10 тысяч фунтов стерлингов. Однако парламент, огромным большинством голосов, удвоил эту сумму. Но и после этих успехов Дженнеру еще много пришлось перетерпеть нападок и преследований со стороны завистников и врагов. Всякая неудача подчеркивалась и ставилась ему в вину. В обществе распространяли даже слух, что сам Дженнер не верит в свой способ, ибо не решился привить собственным детям коровью оспу, а привил им, по-старому, натуральную оспу. Поневоле Дженнеру приходилось вступать в полемику, писать, разъяснять, оправдываться; все это он делал из нежелания погубить и скомпрометировать дорогое дело. Из его объяснений действительно выходило, что двум старшим своим сыновьям он привил натуральную оспу, но по той простой причине, что тогда еще он никому не начинал прививать коровьей оспы. Младший же его сын Роберт был одним из первых людей на свете, которому отец сам привил коровью оспу, но, по странной случайности, она не привилась. Дженнер жил тогда в Чельтенгаме на минеральных водах и, не желая встревожить собравшихся больных, не хотел повторять прививки, чтоб не вызвать толков и опасений, что ожидается эпидемия натуральной оспы. Несколько позже, боясь, что Роберт заболеет оспой, которая появилась в окрестности, и не имея под рукой коровьей оспы, Дженнер действительно привил сыну натуральную. И, хотя Дженнер откровенно рассказал всю эту историю, ему не поверили, и многие газеты продолжали травить его.

В конце XVIII и первой четверти XIX веков оспопрививание имело большую распространенность, губительные эпидемии повсеместно так резко ослабели, что возникла даже серьезная надежда на то, что, быть может, оспа уже принадлежит к группе окончательно вымирающих и исчезающих болезней. Знаменитый Кювье сказал, что, если бы оспопрививание было единственным изобретением нашей эпохи, то одного его было бы совершенно достаточно, чтобы навсегда прославить эту эпоху.

Начиная с 1815 года, Дженнер жил почти в полном одиночестве, к этому времени умер его старший сын, а за пять лет перед этим скончалась жена. Беседы с друзьями, занятие должности сельского судьи и научные работы наполняли теперь всецело его существование. Дженнер прекрасно устроил свою деревенскую усадьбу, развел сад, всюду было много цветов и редких растений. Кабинет Дженнера похож был на музей редкостей. Особое помещение служило библиотекой, и здесь Дженнер проводил свои утренние часы, разбирая книги, записки и фолианты. В одну из своих поездок в Лондон он был вторично принят королем и королевой, которые с глубоким вниманием приняли знаменитого изобретателя. Под старость лет все эти знаки внимания немало тешили и радовали скромного ученого.

Вплоть до самого преклонного возраста Дженнер обладал хорошим здоровьем. На семьдесят первом году с ним сделался первый удар. Дженнер на этот раз выздоровел, и жизнь его вошла в старую колею. Второй удар - и на этот раз смертельный - наступил 26 января 1823 года, на семьдесят четвертом году жизни. Его похоронили в саду Чентри, на том месте, которое он сам избрал при жизни для своей могилы. Итальянский скульптор Монтеверде изваял из мрамора чудную статую Дженнера. Доктор сидит на табуретке и прививает оспу девочке - ребенку, который лежит у него на коленях. Неподалеку от могилы Дженнера до сих пор путешественникам показывают старую колокольню берклийского кладбища. Колокольня эта до самого купола утонула и скрылась в густых гирляндах темного плюща. Путникам показывают этот плющ, посаженный будто бы самим Дженнером. Сажая, он сказал: как знать, быть может, это растение обовьет со временем всю нашу колокольню. Так и случилось...

В начале XIX столетия уже ни одно европейское государство не чуждалось этой меры. Прежде всего вакцинация введена была в Дании, Швеции и Норвегии. Король Дании заинтересовавшись этим вопросом, завязал личную переписку с Дженнером. Почти одновременно оспопрививание стало энергично внедряться и в Германии. По особому желанию принцессы Луизы Дженнер послал засушенную на нитках оспенную материю в Пруссию. Принцесса одной из первых подвергла себя прививке по новому способу. В Берлине был основан Королевский институт оспопрививания; народу, кроме печатных инструкций и увещаний, бесплатно раздавалась медаль с именем Дженнера и датой его рождения. Выдающиеся немецкие врачи производили и пропагандировали прививку коровьей оспы, и тогда же во многих немецких городах возникли оспопрививательные учреждения; для поощрения прививок каждой матери, приносившей своего ребенка, кроме медалей, выдавали по талеру, налагались штрафы на родителей за смерть детей в возрасте одного года от натуральной оспы, производилось насильственное оспопрививание; наконец, Бавария первой, еще в 1807 году, ввела у себя обязательное оспопрививание и с тех пор стала отличаться наименьшей смертностью от оспы из всех государств Европы.

Вскоре после этого вакцинация распространилась в Испании, во Франции, Италии, Польше, Швейцарии, Бельгии и других передовых странах. Наполеон I издал указ об оспопрививании и также приказал выбить медаль в честь Дженнера. Рассказывают, что он имел случай выразить и другим способом дань своего уважения великому англичанину. В Париже томилось несколько английских военнопленных. Хлопоты дипломатов об их освобождении почему-то затянулись, и за несчастных решил вступиться Дженнер. Когда о ходатайстве Дженнера доложили Наполеону, то он воскликнул: “А! Дженнер просит? Ну, этому отказать нельзя. Освободите их!..” Особенно быстро и успешно пошло дело оспопрививания в Италии благодаря тому, что руководство в этом деле принял на себя столь же знаменитый, сколь и неутомимый, врач Сукко. Он один сделал до полумиллиона прививок. И впоследствии дело вакцинации в Италии шло очень успешно, несмотря на то, что папа Лев XII в двадцатых годах объявил в особой булле, что оспопрививательные учреждения суть учреждения еретические и революционные. Даже гораздо позже, в 1858 году, некий прелат Мозер выражал мысль, что оспопрививание представляет будто бы “дерзновенное стеснение того пути, по которому Бог ведет человечество, то есть просто восстание против Бога”. По такому воззрению, вся терапия и вся гигиена, справедливо заключает известный ученый Кереши, будут также восстанием против Бога.

Было бы несправедливо обойти вниманием вариоляцию (от лат. variola - оспа) - изобретение древних, античную вакцинацию против оспы. Древнейшие индусские, египетские, китайские памятники литературы содержат упоминание о повальных болезнях, в том числе и об оспе, и о том, что единожды переболевший человек больше не заболевал оспой. В истории Пелопонесской войны (5 век до н.э.) это обстоятельство нашло очень точное описание. Фукидид описывает, что несмотря на повальный характер заболеваний, никто не заболевал дважды, во всяком случае смертельно и что для захоронения трупов и ухода за больными использовались переболевшие. Эти наблюдения привели к первым интуитивным попыткам защититься от инфекции при помощи искусственного заражения инфекционным материалом. Есть основания полагать, что этим методом впервые воспользовались древние китайцы в 11 веке до н.э.,вкладывавшие оспенные струпья от больныхв носздоровым; иногда эти струпья высушивали, измельчали и вдували в нос. В Древней Индии брамины натирали кожу до ссадин и прикладывали к ней измельченные оспенные струпья.Также прививали путем непосредственного контакта с больным - пораненным предплечьем здоровый человек касался оспенных гнойничков больного. Вариоляция приводила к болезни в легкой, но не смертельной форме и непосприимчивости к натуральной инфекции. Иногда привитое заболевание становилось смертельным, но в меньшем числе случаев, нежели чем при обычной инфекции.

В 1725 г. Монтэгю принес этот метод в Европу. Несмотря на отчаянное сопротивление духовенства, вариоляция нашла самое широкое распространение во Франции, Германии и других странах Западной Европы. После официального постановления Сорбонны (прежде всего религиозного, а уже гораздо позже чисто учебного заведения), гласящего “То, что может быть полезно людям, не является оскорблением для Бога”, сопротивление духовенства было преодолено. Были совершены многочисленные попытки перенести идею вариоляции на другие заболевания - скарлатину, дифтерию и др., впрочем безуспешные. Вскоре общий восторг вариоляцией сменился охдаждением к этой идее. В Европе вариоляция применялась вплоть до 1840 г. Несомненная польза идеи вариоляции состояла в подготовке почвы для идеи вакцинации, провозглашеннойЭдуардом Дженнером.

Несколько врачей до Дженнера сообщали о том, что вариоляция, т.е. прививка натуральной человеческой оспы переболевших коровьей (!) оспой не приводит к заболеванию. Другое анонимное сообщение в немецком научном журнале в 1769 г. гласит, что скотоводы, переболевшие коровьей оспой, считают себя в полной безопасности от человеческой оспы.

Вопросы, ответы, комментарии